Что же взошло? К вопросу о реформировании РАН

05.11.2014



Собственно, ФАНО и взошло. Агентство успело за это время принять под свою руку исследовательские институты и имущественный комплекс РАН, проработало, разработало и утвердило основной корпус нормативных документов, связанных с обеспечением бесперебойной работы учёных, навело порядок в местами действительно запущенной юристике академии. Например, как сообщил на заседании руководитель ФАНО России Михаил Котюков, его организация в ходе инвентаризации имущества научных организаций выявила 6,5 тысяч объектов государственной собственности, которые ранее не числись в государственных реестрах.

Это не означает, конечно, что РАН эти объекты раньше прятала. Нет. Просто это — Академия наук, а не академия технической инвентаризации. В ней не имелось ни соответствующих менеджеров с соответствующей хваткой, ни, по большому счёту, бурного желания заниматься соответствующей бюрократией. В конце концов, в академики, тем более, в члены Президиума Академии, тем более — в её вице-президенты попадают за делопроизводительские качества, а — за делопроизводительные. Где дело — это открытия, разработки, подели и так далее, чем положено заниматься истинному учёному. И сколько ни назначай вице-президентов академии кураторами имущественных отношений, их всё равно больше будут увлекать отношения элементарных частиц или белков — или литосферных плит. Словом, хороший учёный может быть и хорошим организатором науки, это довольно частое явление, хотя и не всеобщее. Но хорошим практиком бюрократического процесса он не будет никогда. Или он не будет хорошим учёным. Это просто непересекающиеся компетенции.

Вот о том, что ФАНО за год реформы свою компетенцию нашло, и признавали на слушаниях в Совете Федерации даже те, кто прежде возражал против научной реформы. О том же говорят и объективные результаты деятельности агентства. На данный момент государственный кадастровый учёт поставлено около 25 тысяч объектов — почти на 10 тысяч объектов больше показателя I квартала 2014 года. Право собственности Российской Федерации оформлено более чем на 19 тысяч объектов — на 8 тысяч превышает показатель I квартала 2014 года. Количество объектов, на которые зарегистрированы иные вещные права, превышает 18 тысяч объектов — больше аналогичного показателя I квартала 2014 года на 6 тысяч объектов.

Это тоже — авторитетные данные Михаила Котюкова.

И деньги! За год удалось дополнительно получить более 16 млрд рублей ассигнований, рассказал глава ФАНО. В институты, перешедшие от РАН под крыло агентства, передано в этом году более 101 млрд рублей. При том, что в предыдущие годы весь годовой бюджет РАН не добирал до 60 млрд рублей! Это не одно и то же, конечно, но здесь важна иллюстративность. В конце концов, благодаря своей менеджерской компетентности агентству, по некоторым данным, удалось удержать у себя несколько миллиардов, которые иначе уходили бы в бюджет.

В итоге, говорит Котюков, «удалось сохранить тот уровень финансирования институтов, который складывался раньше».

«Разрыва не произошло — ни в финансировании, ни в управлении институтами», — соглашается с ним главный учёный секретарь президиума Российской академии наук Игорь Соколов. Директор Института проблем информатики РАН, он признаёт: «Год реформы для института я оцениваю как нормальный». Но вот вокруг РАН всё изменилось кардинально, многозначительно роняет академик Соколов.

Вот это точно. Если ФАНО академическими заведениями приросло, то для Академии наук упрямо хранимая её бывшими научными учреждениями формула «институт такой-то РАН» — осталась лишь символическим утешением. Или утешением символом. На деле это действительно стало чуть более чем клубом заслуженных учёных. «Чуть» — лишь потому, что реформа оставила ей некоторые экспертные функции. А именно: «разработка предложений по формированию и реализации государственной научно-технической политики» и «экспертиза научно-технических программ и проектов». Есть, правда, ещё один пункт — «проведение фундаментальных научных исследований и поисковых научных исследований… участие в разработке и согласовании программы фундаментальных научных исследований в Российской Федерации на долгосрочный период». Но он, как не устают говорить в академии, достаточно мутный, складывающий в одну корзинку и исследования, и «участие в разработке программы исследований». И он, как ещё более не устают говорить в академии, не отвечает на основной вопрос — как проводить исследования, коли инструмента исследовательского, тех самых академических институтов, в распоряжении РАН больше нет!

Это отметил, в частности, и проводивший круглый стол сенатор Виктор Косоуров, первый зампред председателя Комитета СФ по науке, образованию и культуре: «До конца не ясно, каким образом обновлённая академия без институтов будет проводить поисковые и фундаментальные исследования».

Словом, получается, что у одних — РАН — есть компетентность в проведении научных исследований, но нет соответствующих компетенций. У других — ФАНО — наоборот. Более того, в агентстве и не претендуют на управление самим научным процессом, говоря прямо: «Мы — администраторы, мы за науку не отвечаем. Мы только помогаем решить задачи, которые учёные сами сформулируют».

И в принципе, взаимодействие между РАН и ФАНО, поначалу исполненное ревнивой и горестной осторожности, сегодня развивается всё более если не дружелюбно, то уважительно. «Все ключевые вопросы, с которыми мы сталкивались в своей деятельности, мы решали во взаимодействии с Российской академией наук, и в зале много членов РАН, которые принимали в этом активное участие», — подчеркнул руководитель Михаил Котюков. Создано более 10 рабочих групп по ключевым вопросам.

Правда, при самом ФАНО уже в ноябре может начать действовать научно-координационный совет (НКС), формируемый из ведущих учёных, в том числе и академиков РАН. По идее, он должен будет формулировать чисто научную повестку для институтов РАН/ФАНО. Но как это будет выглядеть конкретно, да ещё при наличии компетентной РАН, которой обязанностью является тоже формулировать научную программу…

Как это сформулировал президент РАН Владимир Фортов, говоря о законе о реформе академии, «самый большой дефект закона — нет чёткого понимания, где есть компетенция РАН и где компетенция ФАНО». «В практической работе мы сталкиваемся с этим очень часто», — подчеркнул он. — Это не даёт ФАНО и академии заняться тем, что нужно — чтобы учёные увидели улучшение условий своей научной работы".

А ведь решение проблемы просто рвётся в руки! Просто — соединить компетентность и компетенцию! ФАНО — компетентный администратор науки. РАН — компетентный научный руководитель. С тою же схемой, опрокинутой в институты: от ФАНО — директор, от РАН — научный руководитель. И не надо будет тогда, кстати, пусть 70-летнего, но бодрого и — да, компетентного! — директора-академика отправлять на пенсию, как велит закон. Пусть директор и будет энергичным, молодым и — да, компетентным! — менеджером. Вроде самого Котюкова.

А научным процессом пусть ведает в годах, но великий руководитель-академик. Вроде Чубарьяна, вынужденного теперь подыскивать себе в Институт всеобщей истории — да, компетентного! — директора, потому что его собственный, не затронутый возрастом ум, закон принуждает уходить на пенсию…

Будет ли принято такое — со всех сторон всем сторонам подходящее решение — пока неизвестно. Год — с месяцем, — прошедший после принятия закона 253 о реформе РАН, развеял многие страхи, но не развеял всего тумана в понимании новой структуры российской науки.

Значит, время приступать к разработке комплексного стратегического документа по созданию национальной научной и инновационной системы.

Собственно, такую задачу и обозначили устами своего спикера участники представительного совещания в Совете Федерации…

ИТАР ТАСС, Александр Цыганов

©РАН 2024